Руни Mapa, Дэвид Финчер и я идем домой после ужина в кафе на площади имени Ингмара Бергмана в Стокгольме. Мара показывает на старую часовую башню и говорит Финчеру: «Когда куранты пробьют полночь, исполнится год с тех пор, как ты предложил мне роль и мы переехали в столицу Швеции». «Неужели?» — качает головой знаменитый режиссер. Через секунду ему звонит председатель правления Sony Pictures Эми Паскаль. Мы с Руни вежливо отстаем, но все равно слышим отрывки фраз. «Кто же организовал утечку?!» Актриса смеется: «Я думаю, они сейчас обсуждают мою грудь». Откровенные афиши, на которых Руни изображена с проколотым соском, как раз сегодня просочились в интернет. «Люди привыкли видеть обнаженную женщину в покорной, застенчивой позе. А я ничего не прячу и смотрю прямо в объектив, — она улыбается и закуривает. — Все будут в шоке!»
В январе, когда «Девушка с татуировкой дракона» выйдет на экраны, грудь на афише будет отнюдь не единственным, что взволнует публику. Детектив шведского писателя Стига Ларссона, по которому поставлена картина, полон головокружительных финансовых афер, нацистской символики, но главное — сексуального насилия. По словам «Нью-Йорк таймс», эта книга утверждает «отвратительный взгляд на человеческую природу». Подростком автор романа стал свидетелем группового изнасилования девушки и так и не простил себя за то, что не вступился за жертву, которую звали Лисбет — как и героиню «Девушки с татуировкой дракона» Лисбет Саландер. Сцена этого изнасилования в книге прописана очень скрупулезно —и несмотря на это трилогия «Миллениум», в которую вошли детективы «Девушка с татуировкой дракона», «Девушка, которая играла с огнем» и «Девушка, которая взрывала воздушные замки», разошлась тридцатимиллионным тиражом по всему миру. В Швеции «Девушку с татуировкой» уже экранизировали в 2009 году, однако Дэвида Финчера это не остановило: «Я еретик, и меня подобные препятствия только раззадоривают».
Пока сорокадевятилетний Финчер говорит о фильме, его протеже с короткой челкой, выбеленными бровями и пирсингом сидит рядом, похожая на трудного подростка, знакомого со всем спектром запрещенных веществ. Она ловит каждое его слово, в глазах — восхищение. Их отношения выглядят трогательно и даже неловко для чужих глаз. Партнер Мары по съемочной площадке, актер Дэниел Крейг, признался мне, что хотел бы, чтобы и у него в возрасте Руни был такой покровитель, как Дэвид.
Когда мы склоняемся над меню, я замечаю, как Финчер подталкивает локтем Мару: «Можешь есть». Она заказывает рыбу, но едва к ней притрагивается. В книге Саландер описывается как «неуклюжая, бледная, анорексичного вида молодая девушка с короткой стрижкой». В шведской картине актриса Нуми Рапас больше напоминает американскую рок-певицу восьмидесятых Джоан Джетт. «Одна из особенностей нашего фильма в том, что я хоть и играю двадцатичетырехлетнюю девушку, на самом деле выгляжу как ребенок». Я спрашиваю, нужно ли было ей худеть. «Да нет, не сказала бы». Финчер добавляет: «Ей это далось легко».
Чтобы понять, как Руни получила эту роль, нужно вспомнить предыдущую картину Финчера — «Социальная сеть». Фильм начинается пятиминутной сценой разрыва отношений между Марком Цукербергом и романтичной девушкой Эрикой Олбрайт, которую как раз сыграла Руни. Не успев внести последние правки в «Сеть», Финчер начал работу над «Девушкой с татуировкой» и пересмотрел тысячи претенденток. Пробовалась даже Скарлетт Иоханссон. «Она была великолепна, но не хотела раздеваться в кадре. А ведь весь фильм именно об этом — о сексе и насилии. Я уже начал было думать, что нужного человека просто не существует». И в какой-то момент директор по кастингу спросил: «А не попробовать ли Руни?» Сначала я отказался. Нам нужна была полная противоположность ее Эрике Олбрайт — непростая, асоциальная личность. Но на пробах я понял, что передо мной человек, готовый постоянно экспериментировать, меняться и стараться. У меня в голове было множество версий Саландер, но у Мары получился самый верный, самый непростой характер».
Чтобы убедить студию в своем выборе, Финчер заставил Руни напиться вечером перед пробным дублем. «Я была очень раздражена. Вы либо берете меня, либо нет. А Дэвид посадил меня перед собой и долго рассказывал, что может произойти с той, кто сыграет эту роль. Вивьен Ли была неподражаема в фильме «Трамвай «Желание», но о ней будут вспоминать только как о Скарлетт ОХара из «Унесенных ветром». Когда Мара извиняется и выходит на минуту из-за стола, Финчер улыбается: «Странная особа, да?»
Когда Руни все-таки утвердили, пришло время расправиться с ее внешностью романтичной длинноволосой студентки - отличницы. Финчер позвонил известной визажистке Пэт Макграт. «Я увидела эти скулы, глаза и поняла, что хочу с ней поработать. Это как у нас на подиуме: есть модели, у которых лица — чистые полотна и с которыми можно воплотить любую идею».
Закрывшись с Финчером и Марой в студии, Макграт придумала двадцать шесть различных образов. «Мы перепробовали все — от белой пудры и шрамов через все лицо до кровавой подводки. Когда определились с прической, я сразу решила, что брови нам не нужны». Через две недели в Нью-Йорке парикмахер Данило отстриг ей челку, выбрил виски и осветлил брови. В этот же день актриса сделала себе пирсинг. Так появилась совсем новая Руни. И как она себе понравилась? «Отсутствие бровей было самым большим шоком. Я себя не узнала. Но перевоплощение помогло мне еще больше вжиться в роль».
А вот характер менять не пришлось: «Я и по жизни одиночка, не люблю играть в командные игры. Поэтому легко могу понять желание Лисбет быть невидимой и ее недоверие к людям».
Руни родилась в Бедфорде, штат Нью-Йорк, в семье вице-президента футбольного клуба New York Giants Криса Мара и агента по недвижимости Кетлин Руни Мара. У Руни два брата, Дэнни и Конор, и старшая сестра Кейт — тоже актриса, известная по сериалам «Антураж» и «24». Ее прадеды по отцу и матери Тим Мара и Арт Руни в свое время основали два мощных футбольных клуба — New York Giants и Pittsburgh Steelers, поэтому ее часто называют «футбольная наследница». Ей такие эпитеты не по нутру: «У меня нет хедж-фонда, —говорит актриса. — Я выросла в пригороде и ходила в обычную школу. Люди думают, что моя жизнь — увеселительная прогулка. Но у нас в семье всегда царил культ труда. Люди, в окружении которых я выросла, считали, что главное в жизни — заниматься любимым делом. Я тоже так думаю».
Мать водила Руни и Кейт на бродвейские мюзиклы и показывала старое голливудское кино. «Моя сестра начала профессионально играть, когда ей было двенадцать. А я поступила в университет, чтобы изучать психологию, и в первый раз пошла на кастинг только в девятнадцать лет». Ее первой ролью стал эпизод в сериале «Закон и порядок»: «Я играла девушку, которая ненавидит толстяков, а в конце серии выясняется, что она тоже страдает ожирением». Закончив Нью-Йоркский университет, она в 2010 году переехала в Лос-Анджелес и вскоре получила роль в ремейке «Кошмара на улице Вязов». «Я ненавижу этот фильм! После него я думала, что если кино — такое, то какой смысл быть актрисой? Тут-то мне и прислали сценарий «Социальной сети».
Теперь Руни точно знает, чем она займется в ближайшие четыре или пять лет, пока Финчер будет экранизировать остальные части трилогии Ларссона. Еще у нее появилась вторая семья — любой в Голливуде знает, что львиной долей успеха Финчер обязан своей жене, продюсеру Чен Чаффин, которая теперь агент Мары. «Они с Дэвидом — лучшие, с кем можно работать. Говорят правду, даже если уверены, что тебе это не понравится».
«Как только фильм выйдет на экраны, моя жизнь круто переменится, это ясно, — вздыхает Руни. — Слава, пресс-конференции, выходы в свет. Это совсем не то, чего мне хотелось больше всего на свете. Меня взяли на роль, о которой я даже мечтать не могла. Но есть минус — я теперь у всех на виду, а это может погубить актера. Чем больше о тебе знают, тем меньше у тебя шансов стать тем, кем ты могла бы стать. Короче говоря, я больше не та девочка, которой была раньше».
На следующий день Финчер приглашает нас к себе, в квартиру в модном стокгольмском районе Сёдермальм. Он одет как всегда: кроссовки, футболка, свитер и вязаная шапка с помпоном. Первое, что я замечаю, войдя в квартиру, — афиша, о которой шла речь накануне. Когда Финчер видит, как пристально я рассматриваю изображенную на нем Руни, он замечает: «Дэниел Крейг — суровый парень, Джеймс Бонд и все такое. Но маленькое существо, которое стоит перед ним, опаснее самого кровожадного питбуля».
Финчер открывает бутылку вина, и мы садимся за ноутбук. «В наше время люди разучились получать удовольствие от, скажем так, злого веселья, — говорит режиссер. — Они думают: «Ну, если у тебя такие интересы, то ты точно извращенец». Я не стану говорить, что понимаю до конца, чем именно притягателен порок. Но я точно знаю, за что люблю фильмы Хичкока — мне нравится чувство, когда где-то внутри живота рождается страх». Мы смотрим четыре или пять сцен, наполненных саспенсом в хичкоковском духе. Затем он открывает очередной файл — и оказывается, что это та самая сцена группового изнасилования. «Это я не буду показывать. Момент слишком тяжелый, к нему надо подойти подготовленным. Лучше я покажу вам вот это. Очень душераздирающе». Это сцена, в которой Саландер приходит в офис своего опекуна Нильса Бьюрмана, и там до нее доходит, что это конченый мерзавец, который паразитирует на ее деньгах и ее жизни. Более того: по ходу действия становится ясно, что он собирается изнасиловать ее, причем в извращенной форме. Как говорится, нарочно не придумаешь.
Когда я звоню ван Вагенингену, он вспоминает еще одну сцену, в которой насилует главную героиню: «Это самое жуткое, что я когда-либо делал на съемочной площадке». «После этой сцены я целый день проплакала в номере», — скажет мне потом Мара. Уверен, что она не лжет. На площадке она попросила ван Вагенингена: «Пожалуйста, не спрашивай меня, в порядке ли я. Не хочу думать, что ты можешь сострадать». Когда я спрашиваю ее, насколько сложно было играть в этих сценах, она отвечает: «Я не знаю, как описать это ощущение. Физически — да, дико сложно. Я была разбита. Но через пару дней отдыха пришла в норму».
У Финчера все фильмы — о человеческих патологиях. И в «Бойцовском клубе», и в «Зодиаке» он не только исследовал самые темные стороны человеческой природы, но и откровенно упивался своими открытиями. Даже основатель фейсбука Цукерберг у него в кадре часто предстает гадким, назойливым и неприятным типом. Но со времен «Чужого 3» с Сигурни Уивер в 1992 году он не показывал женщину как «кровожадного питбуля». Может быть, поэтому Финчер так защищает свой выбор — Руни. Когда на ужине я сказал, что она играет «мерзавку», то он накинулся на меня: «Неправильно так о ней думать. Она не Терминатор и не Грязный Гарри. Это женственный характер, и месть — слишком простое чувство, чтобы полноценно описать его». «Лисбет живет по собственным правилам. Те жестокие вещи, которые она делает, — не беспочвенны и не противоречат ее внутренним принципам», — добавляет Руни.
В картине есть сцена, в которой Саландер возвращается в дом Бьюрмана, зная, что он опять будет насиловать ее, но она идет на это, чтобы записать все на видео. «Это как игра в шахматы. Людям, которые мыслят плоско, не объемно, этого не понять. Моя героиня идет на риск, потому что понимает, что это освободит ее, — объясняет актриса. — Потом, правда, все в этой сцене оборачивается куда большим кошмаром».
Финчер уже занимался подобными делами — в снятом им клипе Express Yourself Мадонна изображала прикованную к кровати мазохистку. Двадцать лет спустя, на фоне того, что зритель увидит в «Девушке с татуировкой дракона», это покажется невинной шалостью. «Мы снимали очередную сцену насилия в шесть утра, и я подумал: это перебор, — говорит ван Вагенинген. — Но как стильно! Вот в этом — весь Финчер!» «Конечно, это не типичный блокбастер, — соглашается режиссер. — Но я подумал: единственный шанс перенести на экран «Девушку с татуировкой» — это сделать нечто, выходящее за все рамки. Как «Крестный отец» — вот это кино так кино».
Теперь, когда я увидел все это, мне ясно, почему студия так долго не хотела утверждать кандидатуру хрупкой Руни на эту роль. «А я повторял вновь и вновь, что вижу в роли Саландер только ее, — говорит Финчер. — Они отвечали: «Нет». Но я не шел на компромисс. Мне нужен был гадкий утенок. Та, которая бы вызвала у всех удивление: «Она? Да ладно! Не может быть!»
